Из подполья – на свет

В правозащитном движении советских времен каждый участник был, разумеется, неповторим, каждый был яркой индивидуальностью. Но украинец Петро Григоренко уникален вдвойне. К общей смелости, моральной высоте и осознанию своего общественного долга он добавил нечто неслыханное – погоны. Он был единственным генералом в гражданском движении.

Петро Григорьевич родился еще в Российской империи – в селе Борисовка Бановской волости Бердянского уезда Таврической губернии. Окончил сельскую школу, реальное училище, вступил в комсомол, работал слесарем, сцепщиком вагонов, кочегаром, машинистом на маневровом паровозе, как герои Андрея Платонова, был политруком в детгородке для несовершеннолетних правонарушителей, секретарем сельского райкома комсомола, членом компартии. Долгое время это называлось "родина дала ему всё". В конце 20-х – начале 30-х годов Григоренко – член ЦК комсомола Украины.

В 1934-м окончил с отличием Военно-инженерную академию в Москве, а в 1939-м году – и также с отличием – Высшую военную академию Генерального штаба. Кандидат военных наук.

Воевал на Халхин-Голе, затем на 2-м Прибалтийском фронте, 4-м Украинском фронте, в Карпатах. Войну закончил в звании полковника.

До 1961 года Петр Григорьевич работал в Военной академии имени М. В. Фрунзе: преподавал общую тактику, стал первым начальником кафедры военной кибернетики, закончил докторскую диссертацию, защитить которую ему не дали из-за увольнения из Академии по политическим мотивам.

Таким образом, диссидентская деятельность возникла у генерала не от социальных неудач (как иногда считают), а наоборот – на подъеме и в пору успеха.

Первый серьезный конфликт Петра Григоренко с властями был связан с его выступлением на партконференции в Москве. "Мы одобряем, – сказал Григоренко, – проект программы, в которой осужден культ личности, но возникает вопрос: всё ли делается, чтобы культ личности не повторился".

Выступление генерала Григоренко было признано "ошибочным", его лишили делегатского мандата, после чего он написал открытое письмо московским избирателям, в котором критиковал "неразумную и часто вредную деятельность Хрущева и его окружения". Григоренко был уволен из Академии и переведен с понижением на Дальний Восток.

Осенью 1963 года он организовал подпольный Союз борьбы за возрождение ленинизма (в который вошли его сыновья и несколько их друзей – студентов и офицеров), составлял листовки, призывая к отстранению "от власти бюрократов и держиморд, за свободные выборы, за контроль народа над властями и за сменяемость всех должностных лиц, до высших включительно".

В 1964 году в Хабаровске Григоренко был арестован по статье 70-й Уголовного кодекса. Арестованы были и его сыновья. По результатам судебно-психиатрической экспертизы был признан невменяемым и отправлен в спецпсихбольницу, лишен воинских званий.

После выхода из больницы работал сторожем, экскурсоводом, мастером в строительной организации.

С 1966 года присоединился к правозащитным кругам и перестал быть борцом-одиночкой. От инакомыслящих он начал получать самиздат, узнал о проблемах репрессированных народов, активно включился в борьбу крымских татар за их возвращение в Крым, став неформальным лидером их движения.

Был сторонником активной и гласной общественной деятельности диссидентов, заявляя: "Власть, родившаяся в подполье и вышедшая из него, любит в темноте творить свои черные дела. Мы же стремимся вынести их на свет, облучить их светом правды. Власть, стремясь уйти из-под света, изображает наши действия как нелегальные, подпольные, пытается загнать нас в подполье. Но мы твердо знаем, что В ПОДПОЛЬЕ МОЖНО ВСТРЕТИТЬ ТОЛЬКО КРЫС". Эти последние слова стали через несколько лет заглавием книги григоренковских воспоминаний.

Петр Григорьевич участвовал практически во всех заметных правозащитных акциях второй половины 60-х – и в 70-х годах: от защиты гонимых литераторов и общественников до осуждения ввода советских войск в Чехословакию.

С 1970 по 1974 год Григоренко снова в психиатрических клиниках, его рукописи отбирают, на Западе поднимается кампания в его защиту, в 1973-м в Амстердаме выходят его тюремные дневники поз заглавием "Мысли сумасшедшего". После освобождения Петр Григоренко становится сооснователем Украинской Хельсинкской группы и членом Московской группы.

В конце 1977 года Петру Григорьевичу было разрешено отправиться в Нью-Йорк для прохождения тяжелой операции и свидания с сыном. Через три месяца указом Верховного Совета за подписью Брежнева он был лишен советского гражданства.

Именно к этому событию и относится фрагмент пресс-конференции, которую мы предлагаем нашим слушателям и читателям. 13 марта 1978 года, Нью-Йорк, выступает генерал Григоренко:

Петр Григоренко: 10 марта в газете "Нью-Йорк таймс" и в других американских газетах я увидел изображение расплывшегося в улыбке моего лица. Это фото должно, очевидно, символизировать мою радость по поводу "благополучного" в кавычках окончания диссидентской деятельности. Но символ этот для меня неуместен.

Лишение советского гражданства, то есть невозможность жить на родине, для меня тяжелейший удар! Я прошел фронт с тяжелыми ранениями, тюрьмы, специальные психиатрические больницы, избиения во время следствия – я никогда не плакал. А сейчас спазмы душат горло, слезы застилают глаза. Меня лишили родины, общения с друзьями, круг которых расширялся с каждым днем. Наша дружба священна! Это дружба борьбы за человеческое достоинство, за человеческие права. За эту дружбу в тоталитарных обществах платят тюрьмами, спецпсихбольницами, ссылками и лишением родины. У меня отняли возможность помогать друзьям в беде.

Андрей Дмитриевич Сахаров в заявлении по поводу беззаконного указа обо мне, назвав меня другом, сказал, что ему и моим друзьям в СССР будет не хватать меня. А мне? Мне как жить без общения с дорогим Андреем Дмитриевичем, с его семьей, дорогими семьями Лавутов, Гримов, Бахминых, Подрабинеков, Серебровых, Гинзбургов, Великановых, семьи Лены Костериной, Ирины Каплун, Маши и Насти Подъяпольских, Тани Осиповой и многих-многих других дорогих сердцу? Теперь я уже не встречусь с ними, ни в дружеской обстановке, ни перед закрытыми дверями открытых процессов над соратниками по Хельсинкским группам, томящимися в застенках КГБ, – Юрием Орловым, Аликом Гинзбургом, Толей Щаранским, Миколой Матусевичем, Мирославом Мариновичем, Левком Лукьяненко, Петром Винсом, Викторасом Пяткусом, Робертом Назаряном, Звиадом Гамсахурдиа, Мерабом Коставой, Виктором Рухиладзе, Гелием Снегиревым, Кириллом Подрабинеком. Не смогу передать слов поддержки приговоренным к жестокому заключению Миколе Руденко, Алексею Тихому, Феликсу Сереброву и всем советским политзаключенным.

Не услышу душевных, умных бесед отца Дмитрия Дудко. Не встречусь с членами Христианского комитета во главе с отцом Глебом Якуниным. А разве могу я забыть друзей из Латвии, Литвы, Эстонии и других республик, баптистов, адвентистов седьмого дня, пятидесятников, гонимых за свою веру?

Не встретиться мне теперь с друзьями – крымскими татарами, не бывать в благословенном Крыму, на моей родной многострадальной Украине, в селе, где я родился. Не увидеться с дорогими нашими харьковчанами и киевлянами, оставшимися в СССР сыновьями и внуками и со всеми многочисленными родичами.

За что все это? И по какому праву? Все кричит во мне от гнева и возмущения! Выражая свой протест, я обращаюсь к Президиуму Верховного совета, главам всех правительств, подписавших Хельсинкское соглашение, ко всем честным людям мира!

Я хотел бы воспользоваться настоящим случаем для того, чтобы попросить прощения у своих друзей за то, что я не по своей вине оказался отделенным от них. И передать всем им горячий привет и пожелания успеха в их благородных делах.

Выступление Петра Григоренко на пресс-конференции в Нью-Йорке 13 марта 1978 года. Запись из архива Радио Свобода. Петр Григорьевич скончался девятью годами позже, 21 февраля 1987-го, так и не увидев родины.

В 1993 году указом Бориса Ельцина Григоренко был посмертно восстановлен в звании генерал-майора. В Киеве его именем назван проспект, в Крыму – несколько улиц, во Львове – площадь, в Харькове проспект Маршала Жукова переименован в проспект Петра Григоренко. Бронзовый бюст Петра Григорьевича установлен в центре Симферополя.

Иван Толстой