К 15-летию со дня смерти А.Д.Сахарова

15 лет большой срок. Многое забывается, а для тех, кому 15 лет назад было, скажем, меньше 10 лет, имя Сахарова, возможно, вообще ничего не говорит. Именно к ним, к молодежи, я внутренне адресовал эти свои заметки о великом человеке, с которым свела меня судьба[1].

Мой отец Лев Владимирович Альтшулер, как и Андрей Дмитриевич Сахаров, входил в группу ученых – создателей советского ядерного оружия. Только отец делал атомные бомбы, а Сахаров водородные (в которых атомная бомба служит "запалом"). Но работали они бок о бок в ядерном центре Арзамас-16, то есть в городе Сарове, где и прошло мое детство – с 1947 года и до окончания школы в 1956 году. Помню, как мы лазили по прорытым монахами под знаменитым монастырем подземным ходам. Сахарова справедливо называют отцом советской водородной бомбы, впервые испытанной в августе 1953 года; а в октябре того же года 32-летний ученый становится академиком… Познакомился я с Андреем Дмитриевичем в 1968 году и с тех пор регулярно с ним общался, в том числе и во время 6-летней ссылки – через Елену Георгиевну Боннэр, пока ее тоже не сослали, либо по почте.

Главное суммарное впечатление от общения с Сахаровым я бы выразил одним словом: "интересно". Я был на 18 лет младше, но для Сахарова возраст или положение собеседника – все это было не важно, его интересовала только суть вопроса. Чего в нем не было совсем – так это взрослого консерватизма. И он умел слушать, не перебивал, не спорил, если говорилось что-то дельное, то кратко комментировал, на глупости почти никогда не возражал – просто молчал. Помню, как, бывало, что-то по молодости лет горячо излагаешь, доказываешь, а в ответ – молчание; и действительно: зачем тратить слова, когда и так все ясно. Но это молчание Сахарова отнюдь не означало, что он тебя не услышал или не придает значения тому, что говоришь, как это часто бывает у старших в отношении младших. Совсем наоборот – он просто очень быстро думал, любую новую информацию мгновенно творчески перерабатывал, но не объяснял – мол, "думай сам". Для меня это была хорошая школа.

Как-то недавно журналист спросил меня, что бы Сахаров сказал сейчас о нашем настоящем и будущем. Вопрос, очевидно, большого смысла не имеющий, какое право мы имеем говорить за него. Я сказал, что не берусь гадать, но в порядке юмора добавил, что возможно он сказал бы "Надежда умирает последней". На самом деле по-сахарову надежда не умирает никогда, и для такого "оптимистического" подхода есть глубокие основания.

В письме, полученном мной из Горького в мае 1982 г., Сахаров, в частности, высказывает мысль, которую потом не раз повторял: "…Будущее покажет, кто прав, покажет всем нам и многое другое. К счастью, будущее непредсказуемо, а также (в силу квантовых эффектов) – и не определено". Поясню: "не определено" – означает, что будущее не просто неизвестно, а оно вообще еще не существует и даже слов для его описания сегодня у нас может не найтись. Короче говоря, по-Сахарову надежда не умирает, потому что наше завтра зависит от наших действий, от нашей интуиции, от наших движений души сегодня…

Расскажу о событиях 30-летней давности:

"Сахаров – говорящая лошадь, но не могут же все лошади говорить", "Это нарушение закона сохранения энергии"– так реагировали коллеги-физики, когда "сверхзасекреченный" Сахаров в конце 1972 года и в 1973-м вступил в прямой контакт с иностранными корреспондентами. Особенно удивляло, что после этих "самоубийственных контактов" он не был ни арестован, ни убит. Говоря о мощи интуиции Сахарова, его коллега по Физическому институту Давид Абрамович Киржниц привел потрясающе наглядную аналогию с подвигом русского летчика Константина Арцеулова, который во время первой мировой войны, проверяя правильность своих представлений о механизме выхода самолета из смертельного штопора, первым в истории авиации сознательно свалил свой самолет в штопор (совершив, как все были уверены, демонстративное самоубийство) и благополучно вышел из него, создав методику, спасшую жизнь множеству летчиков (Давид Абрамович был знаком с Арцеуловым и сказал мне, что знаменитый летчик-испытатель не избежал сталинских лагерей). Так вот, то, что делал и не раз Сахаров – это "штопор Арцеулова", спасший нас всех.

…"Я решил сделать... большую пресс-конференцию; одной из ее целей было показать, что я не собираюсь ничего менять в своих действиях, которые считаю правильными и нужными – в том числе буду продолжать встречаться с иностранными корреспондентами... Это была моя первая пресс-конференция, она привлекла большое внимание" – так описывает Сахаров эти события в своих "Воспоминаниях". Но самое потрясающее, что вообще тогда никто не мог осознать, что такое вообще возможно – на этой пресс-конференции 21 августа 1973 г. и в последующем интервью иностранным журналистам 23 августа Сахаров впервые сказал об исходящей от СССР угрозе международной безопасности: он сказал, что в результате "разрядки напряженности без всяких условий" "разоруженный мир окажется перед мощью советского неконтролируемого бюрократического аппарата", что это "могло бы привести к заражению мира тем злом, которое гложет Советский Союз"; "никому не желательно иметь такого соседа, особенно вооруженного до зубов", и т.п. И все это говорил человек, находящийся не за рубежом, а в Москве, гражданин СССР, первого в мире социалистического государства, ведущего человечество к счастливому будущему – коммунизму. Каждое его слово воспринималось тогда как самоубийство. Но – "штопор Арцеулова". Правда сразу после этого "штопора" последовало знаменитое гневное письмо 40 советских академиков, а затем началась бешеная травля во всех СМИ. В начале сентября, встретившись с Андреем Дмитриевичем, я спросил его, чувствует ли он эту травлю в своей обыденной жизни. Он ответил, что, если не читать газеты, то ничего как бы и не происходит. Тогда я ему задал глупый вопрос: "Почему Вас не убьют? Казалось бы, чего проще: "Нет человека – нет проблемы", как говорил Сталин. Кто там – наверху – заступается, не допускает "окончательного" решения вопроса?". Сахаров ответил, как всегда, мудро: "Мы не должны об этом думать; мы должны настаивать на своих принципах, на соблюдении прав человека, а результаты, возможно, последуют"…

Таких примеров ("штопоров"), когда Сахаров брал "огонь на себя", "взрывал" ситуацию и тем самым направлял ход событий, а фактически ход истории, множество. Конечно, судьба Сахарова решалась в каком-то непонятном противоборстве на самом верху. Но определенная его личная защищенность неизбежно поставила под удар его близких, сделала их "заложниками" его общественной деятельности. И это стало для Андрея Дмитриевича, наверно, самым тяжелым испытанием на протяжении многих лет. Сахаров, как известно, с честью принял этот тяжелейший моральный вызов. И всем, кто до сих пор недоумевает по поводу его мучительных голодовок, надо бы понять, наконец, что грош цена тому пророку, который способен пожертвовать близкими ради человечества, ради воплощения в жизнь своих любимых идей. Из письма Сахарова Президенту Академии Наук о принудительном кормлении в больнице г. Горького в мае 1984 года: "25-27 мая применялся наиболее мучительный и унизительный, варварский способ. Меня опять валили на спину на кровать, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот…". Это были не шутки. Но в конце концов всегда побеждал Сахаров, и руководство СССР уступало его требованиям, что даже сегодня кажется странным и противоестественным. Но, как говорится, невероятно, но факт. Может быть будущие историки разберутся в этих парадоксах.

Теперь скажу о самом главном – зачем вся эта борьба была нужна:

Участие в создании чудовищного оружия массового поражения породило у Сахарова острое чувство личной ответственности, ни в коей мере не смягченное тем очевидным обстоятельством, что решение о применении принимают не создатели оружия, а совсем другие люди: "Сегодня термоядерное оружие ни разу не применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта (глубже чего-либо еще) – чтобы это никогда не произошло... ". Впрочем и бомбу он делал, движимый высоким чувством долга, как и мой отец, как и многие другие участники советского атомного проекта. Но помимо чувства личной ответственности Андрей Дмитриевич, будучи человеком осведомленным, а главное умеющим додумывать до конца, понимал, как близко подошло человечество к краю термоядерной пропасти. И в первую очередь здесь речь идет даже не о политически мотивированных кризисах (Карибский или Берлинский), а о случайности. Были моменты, когда стратегические ядерные силы приводились в состоянии полной боевой готовности и отбой давался за несколько секунд до необратимого нажатия кнопки. Соавтор Сахарова по созданию испытанной в 1961 году на Новой Земле 50-мегатонной сверхбомбы Юрий Николаевич Смирнов вспоминает о своей беседе в 1994 году с бывшим членом Политбюро Александром Николаевичем Яковлевым: "На вопрос, всегда ли с его точки зрения, ситуация была под контролем или мир случайно избежал ядерной катастрофы, он ответил: "Я не верю в потусторонние силы, хотя мне иногда кажется, что какая-то сила останавливала самое страшное. Человечеству просто повезло"". К решению этой проблемы – как отодвинуться от края пропасти – Сахаров подходил как инженер-конструктор. Это вообще было для него характерно. В связи с этим очень интересен план студента-Сахарова по спасению Пушкина, гибель которого он тоже справедливо рассматривал как поистине вселенскую катастрофу.

"Он не только читал и перечитывал Пушкина, он как-то изнутри вжился в то время. Много лет спустя он сказал мне, что кусок русской истории от Павла I и до "души моей" Павла Вяземского существует для него в лицах" – пишет друг Сахарова студенческих лет Михаил Львович Левин – его "Прогулки с Пушкиным" это, наверно, лучшее, что написано о Сахарове. И еще цитата из воспоминаний Льва Копелева и Раисы Орловой: "Мы несколько раз слышали, как он читал наизусть Пушкина, тихо, почти про себя: "…Когда для смертного умолкнет шумный день…". Он сказал однажды: "…Хочется следовать Пушкину… Подражать гениальности нельзя. Но можно следовать в чем-то ином, быть может, высшем…"". Гибель 38-летнего Пушкина на дуэли Сахаров с детства, со студенческих лет рассматривал как какую-то поистине немыслимую, не укладывающуюся в сознании беду, которую, главное, можно было предотвратить, если бы друзья, окружение во время спохватились…

Итак, по-сахарову, "будущее творится каждым из нас в нашем бесконечно сложном взаимодействии». Но как догадаться, что же надо делать. И у каждого свое понимание и своя правда. "Я склонен думать – говорил Сахаров, – что лишь моральные критерии в сочетании с непредвзятостью мысли могут явиться каким-то компасом в этих сложных и противоречивых проблемах"; "в индивидуальном плане тут нужен некий моральный кодекс, личные качества и свойства, проявляющиеся в действиях людей, их активная нравственность». Вопрос корреспондента: "Какое содержание Вы вкладываете в понятие «активная нравственность"?". Сахаров: "Активную заботу о тех, кто рядом, и, по возможности, – активную заботу о тех, кто далеко от тебя. Но первое условие является обязательным".

"Убивший человека, убивает Вселенную, спасший человека, спасает Вселенную". Эта древняя нравственная мудрость, провозглашающая глобальную ценность личности, индивидуума, лежит в основе правозащитного подхода к решению глобальных проблем человечества. Цитирую: "Отойти от края пропасти всемирной катастрофы, сохранить цивилизацию и саму жизнь на планете..." – для этого "нужно новое мышление... Я защищаю тезис о первичном определяющем значении гражданских и политических прав в формировании судеб человечества" (Сахаров, "Нобелевская лекция", 1975 год).

В интервью газете "Книжное обозрение" весной 1989 года Сахаров сказал: "Я согласен, что подъем общества возможен только на нравственной основе. В нашем народе произошли тяжкие изменения в результате террора, в результате многих лет жизни в обстановке обмана и лицемерия. Но я верю, что в народе всегда сохраняются нравственные силы. В особенности я верю в то, что молодежь, которая в каждом поколении начинает жить как бы заново, способна занять высокую нравственную позицию. Речь идет не столько о возрождении, сколько о том, что должна получить развитие находящаяся в каждом поколении и способная вновь и вновь разрастаться нравственная сила".

[1] Борис Альтшулер. Москва, декабрь 2004 г.

Полный текст воспоминаний см.: http://www.hro.org/ngo/history/sakharov.php