Язык: личность, общество, государство

Редакция „Российско-Украинского Бюллетеня“, который начал выходить в Москве и Киеве с октября 1999 года, „приглашает к обсуждению проблем российско-украинских отношений“ с целью „создать пространство для уважения, понимания, согласования интересов и регулирования конфликтных ситуаций“. Глава киевского бюро редакции – Андрей Мокроусов (тел./факс (044) 411-67-06, e-mail: [email protected]).

В февральском выпуске были опубликованы документы по языковой проблеме: Решение Конституционного Суда Украины по делу об официальном толковании положений статьи 10 Конституции Украины касательно применения государственного языка органами государственной власти, органами местного самоуправления и использования его в учебном процессе в учебных заведениях Украины (включая „Особое мнение“ судьи Александра Мироненко); Закон Украины „О ратификации Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств“ и текст самой Хартии; проект постановления Кабинета министров Украины „О дополнительных мерах по расширению сферы функционирования украинского языка как государственного“ и Дополнение к нему; Нота российского МИДа и ответное заявление МИДа Украины.

В следующем, апрельском, выпуске под той же рубрикой – „Форум: пространство идеологий“ (заявленной как „место для высказывания разных точек зрения и обсуждения их в режиме постоянной дискуссии“) помещены ответы комментаторов из Украины и России, которым редакция предложила несколько вопросов на эту тему (см. вып.13 бюллетеня „Права людини. ХПГ-інформ“). Предлагаем вашему вниманию выдержки, связанные с правами человека, взаимоотношением гражданского общества и государства, обучением детей и системой образования.

Юрий Андрухович (Ивано-Франковск): ...Украинская власть в лице новых „гуманитарных министров“ обратила внимание (похоже, впервые за все время независимости и впервые же после восемьдесят десятого года) на проблему функционирования государственного языка. Таким образом украинская власть сделала то, что обязана делать власть какого бы то ни было государства, воспринимающая это государство всерьез и заинтересованная в его существовании – в данном случае решила укрепить один из факторов высвобождения, исхода из империи. Она сформулировала это (пока еще на стадии проекта) в целом бюрократически, неэлегантно и нетолерантно – так, как это делалось и делается всегда и повсеместно – в Чехии и Болгарии, Франции и Хорватии, Швеции и Греции, Китае и России, потому что такой уж он и есть, „метод власти“, и где нам взять лучших в мире министров?

Ее оппоненты апеллируют к либеральным ценностям, к европейским трактатам, уставам и параграфам, особенно упирая на права и свободы личности, – и делают это столь же бюрократически, неэлегантно и нетолерантно, так как в конечном счете подразумеваются не европейские хартии или кодексы, а „новый союзный договор“.

...А как же все-таки быть с побежденным меньшинством, с каждым отдельным человеком, с его самодостаточностью? Закрыть глаза на все нарушения, вольные и невольные, во имя ускоренной „деколонизации Украины“? Цель оправдывает средства?

Иными словами: как же все-таки быть с фундаментальными правами и свободами человеческой единицы, которая не хочет, ну вот не хочет – и все, переходить на какою-то там „державну мову“? А никак не быть, осмелюсь заметить. Терпеть, как ответил во время аналогичной дискуссии с российскими интеллектуалами в Москве писатель Тарас Прохасько. Время все расставит по местам, уж простите за банальность...

Михаил Белецкий (Киев): ...В качестве наиболее болезненной проблемы я назвал бы здесь проблему школьного образования (русскоязычные школы и преподавание русского языка в украиноязычных). От мониторинга здесь можно было бы перейти к оказанию правовой помощи родителям, чьи права нарушаются, подаче судебных исков, проведению совместных акций и т.п. вплоть до обращения в международные организации. Думаю, что подобный образ действий заставил бы власти Украины более внимательно относиться к языковым правам граждан.

...Усилия государства должны быть направлены... на создание условий для появления качественной продукции всех видов (литература, печать, телевидение и радио, кино, театр и т.д.) на украинском языке. В первую очередь снизить налоги на книгоиздание, сейчас одни из самых высоких в мире. Разработать систему премий и грантов. Предусмотреть протекционистские меры финансового характера (снижение налогов, дотации и т.п.). Именно эти методы государственного управления, а не принятые сейчас на вооружение административные меры по сдерживанию русского языка будут способствовать повышению реального статуса украинского языка и украинской культуры.

Мирослав Попович (Киев): ...Проблемы функционирования русского языка в Украине на деле очень остры, а решение их нередко внушает тревогу. Однако это не имеет ничего общего с правами личности и положением русского национального меньшинства.

Попытки изобразить дело так, будто защита позиций русского языка в Украине есть борьба за права русских или хотя бы „русскоязычных“ попросту неграмотны или недобросовестны...

Евгений Головаха (Киев): ...Пока людей основательно не взяли „за язык“, они сами не станут придавать проблемам языкознания судьбоносного значения. Общаться они пока будут на том языке, на котором хочется им, а не авторам проектов постановлений Кабмина.

Когда государство долгое время балансирует на краю экономической пропасти, подтолкнуть его в нежелательном направлении можно и языком, если исходить из „непорочной“ концепции монолингвизма. Государство должно, наконец, честно сказать, что денег на полноценную поддержку украинского языка и культуры оно пока найти не смогло – хватило их только на дерусификаторскую риторику Постановлений.

Тарас Махринский (Киев): Уровень дискуссии, которая ведется на эту тему, оставляет желать много лучшего. Стороны практически не оперируют рациональными аргументами, не апеллируют к правовому полю, наработанному мировым сообществом в связи с проблемой прав человека, и часто занимаются подменой понятий и даже подтасовкой фактов.

На постсоветской территории сложилась парадоксальная и нелепая ситуация, когда на защиту прав русскоязычного населения становятся коммунистические и родственные им партии, которые утратили моральное право даже произносить вслух слова „дружба народов“ и „права человека“. Правые же партии, которым, так сказать, „по долгу службы“ следовало бы последовательно защищать либерально-демократические ценности, этого не делают. В них большое влияние имеют люди, вложившие огромный личный вклад в борьбу с тоталитаризмом, но часто смешивающих борьбу за свободу своего народа с борьбой с „наследием режима“, не замечая, что они начинают бороться с народом, который для них олицетворял имперское угнетение...

Вячеслав Игрунов (Москва): ...Если люди, плохо знающие украинский язык, начинают использовать его в повседневной жизни, вы получаете нечто такое, что страшно слушать. И зачем это надо? Гораздо проще давать приличное образование, чтобы человек в совершенстве овладел и русским, и украинским языком и пользовался ими тогда, когда это ему удобно. Я думаю, что альтернативой тому направлению, которое есть сейчас, является просто усиленное финансирование образования, изучение двух языков в равной степени – украинского и русского... Я могу только сожалеть о том, что мой украинский язык не совершенен, потому что когда я приезжаю на Западную Украину, прекрасный украинский язык, который я слышу, заставляет меня стесняться собственной речи. А здесь, не меняя ситуации в школах, не меняя ситуации с образованием, навязывают вот этот искалеченный, уродливый язык, заставляя ежедневно пользоваться им. Это может навредить Украине и украинскому языку очень и очень сильно.

Почему бы не закрыть русские школы, если в них нет потребности? Если хотят изучать только украинский язык – прекрасно, закрывайте русскую школу, если там нет русских учеников. Поделите русских учеников по соседним школам, нет никаких проблем, я в этом ничего плохого не вижу. Но когда в городе восемьдесят процентов говорит на русском языке, при этом русских школ всего пять процентов, а девяносто пять украинских, ничего похожего на разумность я здесь не наблюдаю. Это дискредитация политики, это ухудшение уровня образования. И все равно – школа считается украинской, а за закрытой дверью учитель с украинского языка переходит на русский и говорит с русскими школьниками на их родном языке. Это во многих случаях так, это не секрет. И тем не менее, это лицемерие, это двоемыслие насаждается со стороны украинской исполнительной власти...

Александр Руденко-Десняк (Москва): Всякое явление существует не само по себе, а в определенном историческом контексте. Приведу простейший пример из своей жизни. Я родился и вырос в Чернигове и там окончил школу №1, которая была украинской. Рядом была школа №8 – русская. В украинской школе мы изучали русский язык и литературу, писали сочинения, сдавали выпускные экзамены. В школе №8 все предметы профильные преподавались на русском, украинский язык и литература были полноценными предметами. Никаких вопросов ни у кого это не вызывало, поскольку считалось естественным, что на Украине надо знать украинский язык. А тех, кто по разным причинам не мог в полной мере его изучать (дети военных, людей, присланных в длительные командировки), могли не аттестовать по языковым предметам, но аттестат был полноценным. Потом была издана Инструкция Министерства просвещения, согласно которой родители стали выбирать язык обучения детей следующим образом: вы могли выбрать русскую школу и не учить украинский язык, но выбрать украинскую школу и не учить русский язык стало бы большим криминалом. Это и есть то, что называется языковой дискриминацией.

В Чернигове – украинском городе с глубинными национально-культурными традициями – до Великой Отечественной войны и сразу после нее подавляющее большинство школ были украинскими, и это соответствовало этническому составу населения. В результате государственной политики где-то к середине 80-х годов в городе исчезла последняя украинская школа. В такой ситуации оказалась Украина, когда стала независимым государством... Те же процессы происходили и в Казахстане, и в других республиках Советского Союза. Поэтому вполне закономерно, что в конце 80-х годов в Чернигове стали открываться украинские школы. А для того, чтобы их открыть, нужно закрыть часть русских школ, потому что это те же здания, те же дети. Но именно это обстоятельство почему-то не учитывается, когда идут разговоры о языковой ситуации в Украине. Не зная предыстории, трудно понять то, что происходит сейчас. Заведенный в одну сторону маятник теперь пошел в другую. И сверхнаивно полагать, что можно остановить его посередине...

Мирослав Маринович (Дрогобыч-Львов):

...Главную часть работы (и, следовательно, ответственности) по повышению престижа украинского языка должна взять на себя украинская элита. Нам нельзя ни полагаться только на государство, ни пассивно ждать, когда повысится престиж украинской культуры... Лоббируя правительство с целью вынудить его применять в условиях рынка принципиально неверные, хотя вполне „патриотические“ методики командно-административного регулирования, украинская элита может оказать и себе, и Правительству, и нации медвежью услугу.

...Сейчас еще не поздно попытаться применить к украинской ситуации известный принцип конфликтологии, согласно которому каждая сторона конфликта ставит себя на место другой и учитывает ее аргументы при составлении общего проекта решения. Это и есть главный вызов нашему коллективному интеллекту и чувству справедливости.

Николай Шульга (Киев): ...Несомненно, что украинский язык должен иметь статус государственного языка. А это означает, что все граждане Украины должны его изучать и знать. Однако программа введения украинского языка во все сферы жизни общества должна быть научно обоснованной, долговременной, привлекательной и поощрительной. Это очень ответственная задача. И если реализацию этой масштабной общественной задачи отдать в руки нетерпеливых и невежественных людей, политическая ограниченность которых будет оправдываться якобы их патриотичностью, то можно не сомневаться, что дело будет погублено. Форсирование процесса овладения всеми гражданами украинским языком вызовет только реакцию отторжения, и страдать от этого будет украинский язык, украинская культура, а не неудачные их распространители... Недопустимо унижение достоинства личности на основе ее языкового самоопределения.

...Необходимо учитывать реальную ситуацию, которая сложилась в языковой сфере украинского общества... Старшее поколение русскоязычных, очевидно с большим трудом, а может, и совсем не освоит нормативный украинский язык. Представители среднего поколения, которые по роду своей деятельности обязаны пользоваться украинским языком, будут овладевать им самостоятельно – со всеми вытекающими отсюда последствиями. (Нельзя же всерьез думать о том, что сотни тысяч людей пройдут курсы украинского языка в стране, где нет денег даже на зарплату). Горький опыт предыдущих десятилетий, когда в сфере образования не выдерживалось требование овладения нормативной формой украинского языка, необходимо учесть сегодня и не допустить того, чтобы школьники не овладевали нормативной формою русского языка. В наших условиях, особенно в городах, это будет культурной катастрофой. Ведь уже сейчас „суржикизация“ школьников достигла высокой степени: в школе учатся на украинском, русский изучают недостаточно (только с 5-го класса), а вне школы (точнее вне уроков) говорят на неокультуренном русском. Русский язык из Украины никому не удастся изгнать, а значит, его надо изучать, овладевать им в культурно-нормативных образцах через систему образования. Та же проблема стоит и по отношению к украинскому языку, особенно, опять же, в городах. А в городах у нас проживает две трети населения. Выход из этой ситуации простой и единственный – надо глубоко овладевать и украинским и русским языками.

Виктор Малахов (Киев): Прежде всего, на мой взгляд, необходимо четко реализовывать прерогативы, вытекающие из закрепленного в Конституции статуса украинского языка как государственного. Да, Украина полиэтнична, но именно характер полиэтничности Украины, как представляется, настоятельно требует сохранения и упрочения этого статуса. Однако строгое соблюдение последнего должно иметь и столь же строго установленные границы. Полнота реального функционирования украинского языка может быть достигнута главным образом на основе свободного, естественного развития соответствующих форм общения, обогащения информационного и ценностно-смыслового содержания актуальной украинской культуры. Следует действительно заботиться о повышении качества преподавания на украинском языке, о поддержке книгоиздательского дела и т.д. Важнейшей проблемой остается разработка украинской научной и гуманитарной лексики, перевод научной, художественной, образовательной литературы и т.д. Свой вклад в создание возможностей для полноценного функционирования украинского языка и становления украинской языковой культуры реально вносят и представители русскоязычной интеллигенции Украины.

Вполне очевидно, что при нормальном течении дел в нашем обществе развитие русского и украинского языка – процессы отнюдь не взаимоисключающие. По существу, приверженцев того и другого должно бы объединять сознание общей угрозы со стороны наступающего со всех сторон безъязычия, хамского жаргона, подпитывающего все злое, тупое и жестокое, что только существует в нашей нынешней жизни...

Думаю, что человеку с нормальными умственными способностями, живущему и собирающемуся жить в Украине, стыдно не позаботиться о знании украинского языка. Нигилистическое отношение к русской культуре на Украине, ее традициям и достижениям не менее постыдно. Тому, кто всерьез обеспокоен судьбами украинского языка, стоило бы, на мой взгляд, хлопотать не о вытеснении иных способов человеческого общения и выражения, а о решительном изменении государственных приоритетов в сторону поддержки культуры, образования, науки. В конечном счете, это пойдет на пользу всей стране. Главное же для всех нас сегодня – не допустить превращения языковой проблемы в повод для взаимной вражды. Конфликты на этой почве до добра не доводят.

Людмила Алексеева (Москва): Я очень легко могу себя представить на месте члена общественной организации в Украине, потому что у меня там много друзей, я знаю, как они живут, как они работают. Что меня покоробило в решении Конституционного Суда Украины прежде всего: конституционные судьи объявляют, что, поскольку украинский язык – язык государственный, то его должны использовать все государственные чиновники в рабочем процессе. Но ведь государственные чиновники не только между собой общаются. Они общаются с населением, с гражданами. А среди граждан Украины треть называет родным языком русский. Значит, если они заявляют, что государственный чиновник должен говорить только на украинском языке, и все постановления должны быть только на украинском языке, тем самым они обязывают всех граждан, от мала до велика, знать этот язык, изъясняться на нем так же свободно, как на своем.

В идеале так и должно быть, если украинский язык – язык государственный. Скажем, в США, где английский язык государственный, во все государственные органы обращаешься на английском языке. Но, тем не менее, я знаю, что в тех местах, где проживает большое число людей, говорящих в основном по-испански и кое-как по-английски, или по-китайски и кое-как по-английски, или по-английски совсем не говорящие, или на Брайтон-Бич, где живут эмигранты из бывшего Советского Союза, там не граждан обязывают учить английский язык, а чиновников обязывают знать местный. И не только чиновников, а еще и работников аптек, телефонных станций, и так далее. Потому что думают о том, как должно быть удобнее людям. Люди не обязаны учить государственный язык, если они не государственные чиновники. Тем более это важно для такой страны как Украина, в которой совсем недавно государственным языком был русский, и где люди даже не только пожилого, но и среднего возраста большую часть своей жизни говорили на русском языке. Причем это касается и государственных чиновников тоже.

Поэтому сейчас, если жестко вводить это конституционное решение в жизнь, это будет языковой дискриминацией значительной части населения, и просто насилие над людьми. Мне очень понравилась фраза из „Особого мнения“ судьи Мироненко, где он пишет, что говорить на родном языке, это такое же естественное отправление человека, как дышать, есть и так далее. Даже психологически людей травмирует, когда они должны разговаривать с чиновником по какому-то очень важному для них делу на языке, на котором они не могут себя выразить точно.

В Украине украинский язык должен быть государственным. Каждое государство имеет право на свой государственный язык, и для Украины это, безусловно, украинский. Но вот плохо, когда это делается без учета исторических реалий, просто без заботы о людях.

Я терпеть не могу наш МИД, когда он лезет защищать русских за границей, тогда как здесь и русских, и всех остальных попирают ногами как хотят. Если русские из-за границы обращаются с жалобами, тогда понятно, официальная реакция следовать должна. Наши, может быть, от самых лучших чувств стараются, но в общем, как слон в посудной лавке. Ведь сначала, в течение нескольких десятилетий, шел активный процесс русификации, безобразие было сплошное. Украинских школ почти не осталось. А теперь они вдруг спохватились и стали бороться за языковое равноправие.

Что касается Украины, то с ее стороны, таким образом выражается некий комплекс ущемленности. Эти тенденции теперь, к сожалению, отмечаются не только в Украине, а во всех республиках бывшего Советского Союза, превратившихся в независимые государства. И эти комплексы сейчас выливаются в насильственное навязывание своей культуры, своего языка. И это не только со стороны государственных чиновников, это выражает и часть общества. Я не знаю, насколько обострение языкового вопроса можно назвать политическим, но точно – это вопрос идеологический.

Безусловно, меры, предусмотренные решением Конституционного Суда и проектом постановления Кабинета Министров Украины, нарушают права личности в Украине. Государственным языком в Украине должен быть украинский. Но при обращении гражданина в государственное учреждение именно гражданин должен выбирать тот язык, на котором он будет общаться с государственным чиновником, и государственный чиновник должен уметь говорить на этом языке. Если это представляет определенные трудности для работников госучреждений, то, во всяком случае, они должны иметь переводчиков. Скажем, действительно очень сложно выучить крымско-татарский язык Тогда должен быть переводчик, потому что, прежде всего, надо думать о крымских татарах, о гражданах, а потом уже об удобстве госчиновников.

Государство должно выработать определенный набор мер по освоению украинского языка как можно большим числом граждан разных национальностей, проживающих в Украине. Но эти меры должны, во-первых, быть добровольными для граждан, а во-вторых – нельзя их вводить спешно, потому что язык героическими усилиями не освоишь. С этим нужно считаться...

При этом я считаю, что изучение украинского языка во всех школах Украины должно быть обязательным. Конечно, должны быть и национальные школы, в которых обучение происходит на русском или на крымско-татарском языках. Но в них должно быть обязательным изучение украинского языка. А вот в украинских школах - могут учить английский язык и не учить русский язык, если не хотят. И это – не дискриминация, а для пользы самих же граждан. Потому что жить в стране, не зная ее основной язык, это значит обрекать себя на маргинальное существование. К примеру, человек, не знающий украинского языка, точно уже не сможет стать государственным служащим. Так что всех граждан Украины надо учить украинскому языку. Другим языкам – по желанию. Именно поэтому уже один украинский язык и должен быть государственным. И еще потому, что надо действительно создавать условия для того, чтобы украинский язык в Украине укоренялся. Со временем, наверное, так оно и будет. Только не надо стремиться сделать это за год или за два. Растяните это на десятилетие, тогда все будет в порядке.

Зиновий Антонюк (Киев): Исходя из правозащитного опыта, я придерживаюсь принципа приоритетности прав личности над правами любой группы...

Права человека не являются предметом исключительно внутригосударственной компетенции. Кровно задевая интересы конкретного общества, они в не меньшей степени являются объектом пристального внимания международного сообщества. Что же касается реального утверждения в нашем обществе долгожданного Верховенства Права, то оно возможно лишь после преодоления нашим общественным сознанием отождествления государства и общества. Государство должно восприниматься производным от общества. Пока осознается элементарное, что демократическое государство сегодня невозможно при игнорировании в нем прав „меньшинства“. Но оно тем более невозможно при игнорировании прав „большинства“. Слова „большинство“ и „меньшинство“ мало пригодны для разговора в режиме гражданского общества, и употребляю их здесь вынужденно, лишь ради краткости. Но сопоставление этих категорий позволяет лучше почувствовать естественность универсальности отдельной личности как измерителя любой интегральности. Гражданское общество возможно лишь как мозаичная природная открытая целостность при гарантии и защите права на любую инаковость в этой мозаичности всем, кто её образует и осознает как таковую, исходя из единственного начального условия - гражданства. Достоинство человеческой личности как явление культуры является фундаментом такого общества, не завися от этнической, языковой, религиозной, имущественной или любой иной индивидуальной или групповой характеристики. Поэтому какие-либо привилегии по любому признаку, - не исключая и языковой приверженности или ориентации, - такому обществу противопоказаны, они смертельно опасны для него.

...Даже если эта привилегия освящена длительностью времени ее использования в прошлом. Даже если считать, что привилегия произошла естественным образом, без малейшего насилия в прошлом. То и тогда она в виде права автоматически ограничивается пределами соприкосновения с правами иных личностей или групп. Если ограничиться только сферой языка, то, конечно же, какая-то часть русскоязычных граждан, пользующихся своей вполне естественной русскоязычной привилегией в огромном государстве, в котором они были своеобразным „соединительным большинством“, теперь, ограничив свое гражданское пространство Украиной, могут чувствовать определенный дискомфорт от необходимости принять более узкую в количественном смысле, но более широкую в смысле свободы, модель свободного языкового, культурного, религиозного, мировоззренческого и всякого иного самоопределения граждан. Не надо разжигать эмоции от этого дискомфорта разными пусть даже „добрыми намерениями“ сохранить эту прошлую и привычную, конечно, привилегию. Но привилегию былого государства. Поражает, что на эту же привилегированную роль (назову ее условно имперской) господствующего языка в новом государстве (как антиподе империи, но продолжая не различать государство и общество), выдвигают теперь украинский язык, переистолковывая термин „государственный“ в привычном с прошлого значении „общественный“. Исходя из того, что свято место пусто быть не должно. Следовательно, разжигание языковой проблемы происходит от сознательного или неосознанного привычного отождествления государства и общества. Все мы из этого прошлого государства-общества, поэтому не спешу раздавать обвинения в злонамеренности то ли украиноязычных, то ли русскоязычных озабоченных в Украине. Даже не считаю, что страхи в обеих противостоящих группах совсем беспочвенны: они имеют почву в состоянии нынешнего далеко не демократического еще менталитета. Но если учтем благоразумно, что демократия не какой-то рубеж, а процесс довольно продолжительного и неуклонного движения в этом избранном всеми нами направлении, то сегодняшние взаимные страхи постепенно развеются. И мы убедимся со временем, насколько все это было смешным. Чтобы не сказать варварским.

Но это возможно лишь в том случае, когда изолируем чрезмерно (поэтому лукаво) озабоченных, которые сделали этот вопрос инструментом политических игр и максимального торможения движения общества в направлении демократии.

...Оба враждующих лагеря озабоченных преувеличивают роль государства, продолжая средневековое избегание откровенного диалога в обществе и засыпая друг друга ложными акцентами реальных фактов в режиме разговора на расстоянии „слепого с глухим“, пытаясь утвердить именно свою одностороннюю правоту. Здесь государство было бы на месте, организовав наконец этот диалог, не ограничивая его рамками лишь озабоченных, пребывающих в состоянии „войны цифр“...

Еще с детства помню смешанные украинско-польские школы. Чисто украинские школы у нас тогда были редкостью, так как преобладали школы чисто польские. Понятно, каким образом с помощью этого феномена польскими властями убедительно доказывалось присутствие украинского языка в школьном образовании в довоенной Польше (что было обязательством государства перед Лигой Наций при одобрении включения Западной Украины в состав возрождаемого Польского государства). Но этим же феноменом „смешанного образования“ с таким же успехом можно аргументировать и иллюстрировать процесс полонизации этого образования. Не утверждаю, что все без исключения смешанные школы были реализованы именно с целью лукавой нечестности в отношении украинского меньшинства в Польше. Хотя такое и случалось: закон один, а воплощение различное в зависимости от воплотителей и общей моральной атмосферы в конкретном локусе общества. Но даже к феномену смешанных школ и тогда и сейчас, и здесь и там, можно относиться по-разному в зависимости от реальной практики, а не лукавой интерпретации в политической борьбе разных общественных сил. В то время, скажем, – четко пропольских, четко проукраинских, и просто програжданских, пекущихся сохранением какого-то минимального запаса общественной моральности.

Наблюдая нынешнее украинско-русское противостояние уже в независимом украинском обществе, нельзя не удивляться невероятным совпадениям современных восточно-украинских моделей с теми довоенными западно-украинскими в довоенной тоже независимой уже Польше. При очевидном отличии в действующих лицах, хочу обратить на эти совпадения моральное внимание в первую очередь „озабоченных украиноязычных“: наша современная „языковая война“ не является уникальной и обязательно односторонне с какой-то стороны „неправой“, а с другой – априорно правой. Важно осознать это и уйти от „военной модели“. Давайте не изгонять мораль при рассмотрении всех общественных вопросов в нашем социуме. Именно от этого не в последнюю очередь зависит цивилизованность, взаимная доброжелательность, и действительно гражданский подход и к решению языковых проблем. Довольно кавалерийских атак со всех сторон, первыми явим пример их прекращения. Давайте не толкать наше общество в русло своеобразного языкового расизма и языковой сегрегации. Если пытаемся уйти от варварства, зачем раскручивать варварские языковые баталии, порождая сомнение в способности быть не-варваром?

Часто вспоминаю, имевшую место в 70-е годы очень жесткую и наглую попытку администрации политических зон в Пермской области заставить заключенных-украинцев перейти в переписке с родственниками на русский язык. Специфически истолковывая закон касательно свиданий заключенных с родственниками: „разговор должен быть понятным для окружающей службы“. Хотя переписка не совсем похожа на свидание. Бурная реакция Владимира Буковского по этому поводу известна. Украинцы, защищая свое достоинство, перешли на украинский язык в общении уже с самой администрацией колонии. Это мало смущало администрацию, так как большинство ее украинский язык понимало: мы по-украински, а она - „на общепонятном“. Но когда последовал солидарный шаг со стороны заключенных других национальностей, которые перешли при общении с администрацией на свои языки, то это оказалось уже слишком: знать, скажем, армянский или иврит она уже не могла. И отступила... Обращаюсь к столь отдаленным во времени довольно специфическим событиям с единственной целью – обратить внимание на парадокс: как много прошло времени, и как мало изменилось наше сознание, наш общественно-тюремный менталитет: „государство как тюрьма“, а гражданского общества еще боимся...

В свое время реагируя на такие же попытки организовать и идеологически обосновать кавалерийские атаки на языковом фронте, я не мог подавить в себе чувства их провокационности, но писал не как о провокациях, а как о патриотически окрашенной дури. Получается, что я вынужден вести с дурью очень острый разговор как будто из стана „противоположной дури“ - „русскоязычно озабоченных“. Но мне одинаково не нравятся чрезмерно озабоченные все. Любого цвета. Хотя и сдерживаю себя в своей нелюбви к ним спасительной толерантностью...

Резюме. Давайте не смешивать государство и общество, и, соответственно, два уровня функционирования языка. Государственные структуры, изначально нацелены на режим приоритета порядка над свободой с довольно жесткой регламентацией функционирования в них как общегосударственного языка, так и других языков, владение которыми вменяется в обязанность чиновникам этих структур. Само общество с его всевозможными структурами функционирует в режиме преобладания „хаоса свободы“ над порядком... Меры принуждения, применяемые государством к своим чиновникам по поводу владения любыми языками и любым их количеством, не считаются нарушением прав человека. Совсем другое дело в обществе: в нем господствуют права личности. Государство в принципе не должно быть орудием насилия в „языковой жизни“ общества, но может и обязано быть „защитником слабого“ и в этой сфере, всемерно поощряя расширение в ней области свободы...